Она была младшей из четырех сестер.

Не знаю, мечтал ли их отец о сыне, как всегда было принято в больших женских семьях, но девочкам этим с детства пришлось испытывать много тягот мужской работы, тяжелой сельской жизни.
Их мать умерла, как только младшей исполнилось пять лет, и так старшие сестры потянули вместе с трудовой лямкой еще и ярмо воспитания.
Отец женился во второй раз на женщине, у которой были и свои дети, объединив таким образом две ветви разных фамилий.
Он умер в 30-е, наевшись досыта какой-то каши, в первую весну после Голода. Изможденный организм не выдержал. Доктор сказал “заворот кишок”, и отца похоронили на сельском кладбище под старой грушей.

Она выросла очень самостоятельной. Стойкой, твердо стоящей на ногах, равнодушной к жизненным бурям, пытающимся сломать ее.
Будучи невысокого росточка, она была очень верткой, подвижной и энергичной. Словно в ее маленьком теле заперли человека в два раза большего, уместили его компактно, а сил и энергии не убавили.
Она старалась все успеть, стремилась быть везде одновременно, знать все обо всех, участвовать в жизни каждого, кто касался ее семьи.

В девятнадцать лет она встретила человека, ставшего ее мужем. Создав семью фактически, официально они зарегистрировали брак, лишь когда в разгаре была война, и мужа призвали на фронт.
Проводив его вместе с другими односельчанами, в маленьком доме она осталась с двумя крошечными дочерьми и третьей – под сердцем.
Снова работала за двоих, энергично проталкиваясь по жизненной дороге, без грамма отчаяния, без сомнений в собственной правоте.

Когда родилась третья дочь, с фронта вернулся муж. Ранение в голову не было смертельным, но навсегда замедлило его реакции, его эмоции, поставив на первый план добрую улыбку и искринку в глазах – на все ее увещевания, новые идеи, порой крики и грозные сцены…
Да, она была порой чересчур эмоциональной, словно в ней бушевали сразу парочка торнадо – разрушительная сила, затихающая лишь изредка, для передышки. Но за ветрами, за бурями, за громом и молнией, она продолжала строить свою семью, тянуть ее, растить детей.

Ей было двадцать девять, когда в Украину второй раз пришел голод. Собрав скромные пожитки и детей в охапку, они сели в поезд и отправились в сторону Казахстана. Кажется, так гласит семейная легенда. Где-то там должен был быть хлеб для голодных детей, работа для мужа, и надежда на лучшую жизнь.
В долгом пути, в сквозняках холодных вагонов, заболел и умер ее четвертый ребенок – мальчик семи месяцев отроду. Долгожданный сын, наследник большой женской семьи. Где-то в степях его похоронили и оплакали.

Не доехав до Казахстана, поезд повернул назад. Они вернулись домой в Украину и еще через несколько лет попытали счастья снова. Четвертая дочь стала последним ребенком в семье. Так замкнулся круг.
Четверо ее сестер из родной семьи. Четверо дочерей как ее собственное продолжение.
Лишь спустя пару десятилетий дочери стали выходить замуж и рожать мальчишек. Продолжая свой род по крови, но давая жизнь новым фамилиям.

Когда ей было шестьдесят два, у младшей из ее четырех дочерей тоже родилась дочь.
Самая младшая внучка. Девочка, которой с раннего детства было очень важно уберечь те крохи информации, что могли рассказать фотографии семейного архива.
Девочка, которая только в двадцать лет поймет, насколько она похожа на Нее.
Она вырастила ее, как растила сорок лет своих детей и многочисленных внуков. Умыть, накормить, причесать, погладить. Некогда лишний раз приласкать или поговорить о пустяках. Внутри нее до сих пор жил человек, в два раза больший размеров ее маленького тела, и он куда-то спешил, энергично двигался, пытался все успеть…

Это история о моей семье.
О матери моей мамы. О бабушке, которой нет рядом уже 20+ лет. Но если прежде я вспоминала о ней не так чтобы часто – в последний день зимы, когда она ушла, или каждое 5 мая в день ее рождения, то сейчас она нередко улыбается мне глазами моего сына… Такой мимолетной ухмылочкой человека, вечно куда-то спешащего, желающего все успеть.

Ты здесь, ба.