Чистота, тишина, спокойствие. Кажется, символизм лаванды безупречен в любой культуре. Будь то седьмая чакра на макушке, или шаманское очищение через окуривание.

Я провожу кончиками пальцев по соцветиям, растираю одно в ладони, отпускаю по ветру. Верить или нет в бессмертие идей, людей – все уходит, улетает сквозь пальцы. Но помнить – я убеждена, что помнить – и есть закрепление чьей-то жизни, ее неслучайности.

Июнь, шестнадцатое. Год, как нет Же.

Внутри все еще отчаянно борются Отрицание и Принятие. Два краеугольных камня, а между ними злость, торг и депрессия ходят за руку, все по книжке.

Думая о том, что произошло, я снова и снова вижу себя бегущей на дорожке, на втором этаже спортивного центра, с видом на скоростное шоссе, по которому проносятся автомобили, и люди, что сидят в них, не догадываются о том, что ждет их завтра, как и я не могла прежде увидеть себя бегущей на дорожке. Я говорила себе, что каждый шаг поможет, отпустит, уведет меня дальше от мыслей, от боли в висках, от воспоминаний. Я убеждала себя, что человек, которого мне не забыть никогда, просто уехал, так далеко, куда мне никогда не добраться. Мы не увидимся больше, я не увижу, как он смеется, но где-то там, где он очень нужен – всем, как обычно, – его жизнь продолжается, он счастлив, окружен любимыми.

Горе эгоистично. Ему никто не нужен. Оно лелеет себя самостоятельно, подпитывается давно ушедшим. Оно пускает корни, растягивает свои ветви так далеко и вглубь, что в какой-то момент невозможно отделить его от вздоха. Дышишь – и чувствуешь, как оно щекочет, царапает, твердеет, захватывает тебя. Не чувствуя хода времени, не отделяя прошлое от будущего, горе как инородный организм.

Самое сложное, болезненное в эти месяцы – носить горе-камень внутри. Тяжеленный кусок скалы торчит в моей груди, я хожу с ним по улицам, ложусь спать, встречаюсь с подругами и обнимаю свою семью, – и никто не видит, будто не замечает этого острого обломка. Точить этот камень – как, чем?

Я много думала о том, что проговорить боль – должно бы помочь, но говорить оказалось, не с кем. Никто из старых друзей не написал мне за долгие месяцы, ни разу – первым, ни слова – о произошедшем. Я ждала, но признаюсь, недолго, – очень скоро накатило отчаяние, горечь, привкус которой как кровь в прокушенной губе. Обреченность в точке невозврата.

Он снится мне, живым, смеющимся, всех обманувшим. Что есть смерть, как не обман? Остаться Жить в сердцах других, в памяти, в этих снах, что приносят не только боль, но и тонкую, призрачную радость – ты Жив, я тебя помню.
Ты бессмертен – в твоих детях, в любви к близким и заботе, что раздарена тобой тысячам пациентов. Я хочу помнить, как ты не верил, что ничего нельзя изменить. Всегда было место для шага, для удара в скалу, и после очередного – она рухнет.
Вера в Бессмертие – мое оружие против горя, и я бью его в одну точку. Словом, как только и умею.