Оказывается, я немало прочла за лето|осень.

Пытаясь уснуть ночами, иногда часами доводя себя,.. уводя от приступов тревоги. Читала разное, нарочно прыгала по жанрам, пробуя, что лучше работает снотворным. И если на одной из книг я действительно засыпала, чтобы не соврать, раз 20, то с другой – не могла остановиться, читала до 4 утра, пока не закончила. Угадаете обе?

---

Рэй Брэдбери – Вино из одуванчиков (1957). Лето, прощай! (2016)

Город Гринтаун поглотил меня этим летом. Оказавшись на его улицах, на краю оврага, через который мальчишки боятся идти ночью, я – лежа под одеялом, спасаюсь, бросая в него самые темные мысли. Мне хорошо и счастливо, мне больно, очень больно, – воспоминания о прошлом душат слезами, не дают надежды, я потеряла важное, то, чего не вернуть, что осталось между детством и старостью, но уже – не сегодня. Вчера. Горький, тяжелый июнь – и эти книги, между которыми полвека, а в сюжете – лишь два года. Как Рэй Брэдбери скрывал от мира мальчишек, едва повзрослевших, почему лишь перед тем, как самому уйти, рассказал нам, что произошло с ними? Любимый мой классик, с книгами которого я засыпала в старших классах, чьи строки помню как гимны моей юности. Сегодня он спасает меня от меня взрослой, от моих взрослых бед.

Понимаешь, вначале жизнь дает нам все. Потом все отнимает. Молодость, любовь, счастье, друзей. Под занавес это канет во тьму. У нас и в мыслях не было, что ее – жизнь – можно завещать другим. Завещать свой облик, свою молодость. Передать дальше. Подарить. Жизнь дается нам только на время. Пользуйся, пока можешь, а потом без слез отпусти. Это диковинная эстафетная палочка – одному богу известно, где произойдет ее передача. (с)

Фэнни Флэгг – Дейзи Фэй и чудеса (1981). О чем весь город говорит (2016).

Так получилось, что прочла две книги Фэнни Флэгг, – ее самый первый роман о девочке Дэйзи и последний (из написанных к настоящему времени) в цикле о городе Элмвуд-Спрингс. Впечатления неровные, – не восторженные, но тихо влюбленные, – это, пожалуй, “мой” автор, если говорить о современной прозе, относительно легкой, жизненной, ироничной. Она умеет рассказывать истории о людях, будто нанизывает бусы, или вяжет, набирая на спицах один ряд за другим.
“Дэйзи Фэй…” вообще написана от имени девочки, взрослеющей год за годом, события описываются в манере, присущей подросткам, ведущим дневник. Даже трагические, неприятные вещи окроплены юмором, сопереживаешь с улыбкой, догадываясь, что все будет хорошо.
Плодовитых авторов я обычно читаю хронологически по циклам, но “О чем весь город говорит” взяли в Книжном клубе, и книга оказалась как нельзя кстати. Оригинальность повествования в том, что главный герой здесь – город, основанный с нуля, с первого камня, заложенного эмигрантами, и постепенно развивающийся – а его жители, персонажи не вторичные, но будто … книги на полках библиотеки. Их можно переставать местами, заменять другими, новыми изданиями, относить “в архив” и подслушивать, как они шепчутся в темноте, пересказывая друг другу, кто их читал в былое время.

Владимир Набоков – Защита Лужина

Давным-давно не читала ничего из “русской классики”, но Набоков, не надо объяснять, – писатель американский, и пожалуй, один из тех, чьи книги безотказно сбивали меня с ног. “Камера обскура” все еще остается для меня номером 1, но и Лужин теперь навсегда в памяти, как имя нарицательное, как образ человека непростой натуры и нелегкой судьбы. Роман – поистине, водоворот, закручивал, утягивал, завершающая его часть просто утопила меня в повествовании. Набоков – неимоверный мастер образного слова. Неважно, понимаешь ли ты Лужина, сопереживаешь ли ему, симпатизируешь или напротив, – в какой-то момент читатель уже сам – Лужин, и финал – как избавление, единственно возможный способ сбросить с себя кожу этого персонажа.

…он увидел, какая именно вечность угодливо и неумолимо раскинулась перед ним. (с)

Селеста Инг – Все, чего я не сказала

Сложнее всего сказать, о чем эта книга… Уж точно, совсем не детективная, не криминальная драма, как мне представлялось на первых страницах. Здесь глубже и больше, здесь драма – каждого персонажа в отдельности, всей семьи в целом, города, или даже страны. Возможно, всех эмигрантов, сменивших земли, культуры, традиции, и смешанных семей, и детей, недолюбленных, недопонятых, и партнеров, подменяющих ценности и интересы, предающих доверие. Вопросов даже слишком много, они толкаются на страницах, остаются не раскрытыми, недоработанными, и в этом одновременно и успех книги, и ее основной недостаток для меня. Но я точно знаю, что могу советовать ее большинству знакомых в Штатах и быть уверенной, что нечто близкое они в книге обнаружат и для себя.

Ян-Филипп Зендкер – Искусство слышать стук сердца

Есть люди, созерцающие, есть люди – движение. И хотя мне иногда хочется остановиться, оглянуться, побыть в одиночестве, отдохнуть, подышать, иметь возможность просто подумать, проанализировать что-то, – все же для меня это только остановка, а не сама жизнь. Я – движение. И Азия никогда не была мне близка. Возможно, поэтому не оказалась близкой и эта книга.
В ней слишком много вязкой патоки, легенд, красивых сказок, и главное – Принятия. То, чего мне не достает ни сегодня, ни в прошлые десятилетия, ни, возможно, в будущем. Принятие предначертаности своего пути, принятие законов природы, неумолимых, как время, как старение, как смерть. Принятие того, что ты не можешь изменить. Наверное, потому я не люблю книги, в которых вместо действий слишком много разговоров о вечном, незыблемом, о том, что неподвластно простому человеку. Я – движение, порой хаотичное и непредсказуемое, но в большинстве случаев рациональное, стремящееся к развитию, самосохранению, построению отношений с другими людьми. Близки ли мне люди созерцающие? Говоря образно, есть глыбы, камни, скалы, есть вода – движущая сила, влекущая за собой, точащая камни.
Возвращаясь к книге, её начало было интригующим, место действия (Мьянма) – любопытным, но действия персонажей, главных и второстепенных, уже ко второй главе вызывали неприятие, непонимание и даже отторжение. Не то чтобы я не верю в их поступки, не осуждаю, не считаю их нелогичными или аморальными, все проще – мне они не близки. Как азиатские культуры, в целом.

По сути, каждый человек одинок, только некоторые это чувствуют, а другие нет. (с)

Вирджиния Эндрюс – Цветы на чердаке

Зарекалась читать о страданиях детей, но от этого бестселлера не ушла. Много лет он томился в читалке после того, как я посмотрела экранизацию и захотела познакомиться с первоисточником. В итоге, меня книга шокировала, пусть даже то, что я затем прочла об авторе и других ее работах, оттолкнуло от знакомства с продолжением серии. Первая книга написана неплохо, и этот сюжет, придуманный, конечно, не самым здоровым воображением – он любого нормального родителя просто перевернет душевно. Дети, оказавшиеся ненужными, неугодными и даже лишними, черствость и убийственный цинизм их матери, испытания физические мучения, через которые они проходят, – это страшно. Отдельные сцены просто въелись в память, приправленные желанием растерзать чудовищ-взрослых.

Алан Холлингхерст – Линия красоты

Букеровская премия в 2004.
Книга, по ощущениям и объему, монументальная. В какой-то момент я не была уверена, что осилю ее, отсутствие динамики, политический контекст и социальная проблематика перед сном очень плохо ложатся на восприятие. Развлечением такой роман не назовешь, как раз для любителей продираться через неспешные повествования, погружаться в британскую атмосферу, не пренебрегать знакомством с маститым литератором, подискутировать на темы социальной защищенности сексуальных меньшинств, неравенства богатых и бедных, важности образования и культурной составляющей в целом. Но мне кажется, сегодня роман менее актуален, чем был бы 20 лет назад, когда скрывать свое “я” – подчас было единственно возможным решением для выживания в обществе, а сейчас чаще наоборот.

Дэвид Лоуренс – Любовник леди Чаттерли

В этой книге эротики значительно больше, чем в предыдущей, как можно было бы ожидать – там. Здесь я почему-то совсем оказалась не готовой, хотя читала о скандальной известности автора и о том, книга была запрещена в разных странах. Она, безусловно, очень откровенна – особенно для того периода, когда бы создана, почти 100 лет назад, подумать только. Смелое повествование о праве женщины не только на пяльцах вышивать да вести светские беседы в салоне, но и желать физической близости, страдать от одиночества, познавать свое тело и сексуальные удовольствия. Взаимоотношения персонажей, конечно, можно предать иронии или даже насмешке, но их чувства переданы мастерски. Дэвид Лоуренс до создания романа издал книги по психоанализу и подсознательному, так что смелость с этим литературным экспериментом объяснима.

Тим Уинтон – Музыка грязи

Шорт-лист Букеровской премии в 2002г.
Книга из списков,… которым, если так дело пойдет и дальше, я стану меньше доверять в следующем году. Австралия – любопытно, премия Букера – заманчиво, но кто же знал, что тоска такая зеленая. Впрочем, если бы объем книги сократить в два раза, история вышла бы увлекательнее. Необъятные просторы Австралии, где можно скрыться от прошлого, но не спрятаться от самого себя. Удивительно ярко и образно описана местность, где я никогда не побываю, и жизнь людей, с которыми мне не познакомиться. Читать о том, что где-то на краю света кому-то хуже, чем тебе, – ощущение странное, будто покалывает вина, хотя я и ни при чем к их проблемам. Видеть, как несчастные и одинокие люди бегут не в объятия друг друга, а из них – навстречу новым проблемам, – хочется их всех спасти. Как минимум, книгу я дочитала. Чем смогла, как говорится. 🙂

Жизнь, которую ты спасаешь, вполне может оказаться твоей собственной. (с)

Мюриель Барберри – Элегантность ёжика

Три месяца, или больше, – теперь не упомнить, насколько затянулось мое знакомство с этой книгой, и далась она мне нелегко. Беспросветная тоска сквозь сюжет, несчастные персонажи, всем плохо, и жизнь никому толком не мила, а вокруг только неприятные бесчувственные люди, и мир жесток. Даже если в этом больше правды, чем мне хотелось бы, хотелось красок поярче и не таких густых. Здесь с лихвой долгих внутренних монологов, философии, отсылок к иным художественным произведениям, – добротного снотворного, в общем, если кому понадобится. Но удержаться от болезненных эмоций все-таки не удалось и, прорыдав эту цитату, я, так и быть, простила и отпустила эту книгу.

Жизнь, полная планов на будущее, незавершенных разговоров, не успевших осуществиться желаний, гаснет в один миг, и не остается ничего, и ничего нельзя сделать, и никак нельзя вернуться вспять… […]
… весь ужас этих слов: «никогда», «навсегда». Его постигаешь, только когда умирает человек, которого любишь, и тогда становится плохо, так плохо. Будто погас фейерверк, и ты в полной тьме. Больно, одиноко, к горлу подкатывает тошнота, и каждое движение стоит усилий. (с)