Запишу “большие” книги, что прочла за первую половину этого года, с января по июнь/июль. Детских прочитано, конечно, намного больше, но к счастью, находится еще время (как правило, перед сном), когда можно ненадолго погрузиться в книжный мир, созданный для взрослых. Частично выбор книг в этом году определяется Книжным Клубом, с которым я познакомилась в Кремниевой долине. Он собирается 1-2 раза в месяц, чтобы обсудить прочитанное, и оказалось, что мне давно именно такого не хватало, – поговорить в глаза с, порой незнакомыми даже, людьми на темы любви, страха, горя, одиночества, войны, да мало ли что там еще опишут в книгах.
Большие книги я все еще читаю в переводе на русский или украинский, надеюсь, что к концу этого года решусь взяться за оригиналы.
Буду рада, если поделитесь тем, что вы прочли недавно или читаете сейчас.
Энн Тайлер – Катушка синих ниток
Почему “катушка синих ниток”…? Ответ пришёл ближе к финалу книги и не был, в принципе, ярким озарением, а скорее принятием факта, будто понимала это с самого начала. Просто с катушки снялась обёртка… Она не просто выпала с верхней полки прямо в руки, в тот момент, когда нужна была по сюжету, она символична в своей сути – маленький, незаметный предмет, способный сохранить на себе километры нити, многолетние истории, семейные легенды.
История, которая начинается прозаично с описания семейных отношений (стареющие родители и повзрослевшие дети, будни смешиваются с воспоминаниями об их детстве и собственной молодости), и выходит к середине книги буквально в зону медитации. Вы уже в кабинете психотерапевта и в мягком кресле рассказываете о своём детстве, о недопонимании в семье, о чудаковатых родителях, странных братьях, о том, как вырвались из суеты родительского дома, но под праздники вам всегда грустно и хочется назад.
Все знают, что будет дальше…? Добрый доктор непременно скажет, что все ваши нынешние страдания от того, что не было или было совершено в детстве, от не закрытых гештальтов, не захлопнутых форточек.
Это как будто вы засыпаете и в голове… что-то соскальзывает, – скажет она доктору Уиссу. – С вами такое бывало? В мозгу какая-то очень четкая мысль, и вдруг раз! – и вы думаете уже совершенно о другом, что логически никак не связанно с первой мыслью, и вы не понимаете, как пришли от первой ко второй. Наверное, сказывается усталость.
В этой книге четыре части, и первая, надо признать, слаба и еле-еле доводит терпеливого читателя до следующих страниц. За рутинными разговорами персонажей ещё не проступают мотивы их поступков, тайны их прошлого, и зацепиться особенно не за что. Но если у вас на один вечер больше времени в запасе, позвольте истории раскачаться. Представьте, что это бабушка, качаясь в кресле, вяжет свитер и, рассказывая вам события дня, вдруг отошла в сторону на несколько десятилетий.
… время! – скажет она . – Ну вам-то известны его фокусы. Когда ты маленький, оно течет медленно, но разгоняется все быстрее, когда взрослеешь. А сейчас вообще все несется мимо одним размытым пятном, и я больше не могу ни за чем уследить! Но время, оно в некотором роде… сбалансировано. Мы молоды совсем короткий отрезок жизни, и тем не менее кажется, что молодость длится вечно. А старость тянется долгие-долгие годы, но время зато летит стремительно. Так что в итоге все уравновешено, понимаете».
Вторая и третья части книги вдруг скрутили меня мокрым полотенцем, не вырваться, ни продохнуть. В пазл стали складываться отдельные вброшенные факты, выстраиваться совершенно иные образы персонажей, нежели то, какими я их уже начала себе представлять. За скучной рутиной дней открылись истоки семейных традиций, мотивы поступков, резолюции межличностных отношений. Герои книги мне вдруг стали не посторонними, а почти родственниками, особенно старшее поколение – я их могу не понимать, не принимать их советы, но куда деваться, люблю
Неужто в голову не приходит вспомнить, что сегодняшние так называемые старикашки еще недавно, черт их побери, курили марихуану, повязывали голову банданами и устраивали пикеты у Белого дома? Аманда однажды укорила Эбби за то, что та использует слово «клевый»: «Ужасно, когда пожилые пытаются подражать юнцам». Она что, не понимает, что слово «клевый» появилось даже не во времена молодости Эбби, а гораздо раньше?
Как не вспомнить собственную реакцию, когда слышу от мамы слово “прикольный”. Как не вспомнить о том, что мне самой уже больше лет, чем было маме, когда я была в возрасте моего сына. И что со страниц фотоальбома смотрит не какая-то посторонняя смеющаяся девушка, спортсменка и красавица, а моя мама, да-да, тоже когда-то молодая и счастливая. Мне чертовски грустно от этой книги, потому что в лёгкой, непринужденной форме, как бы за десертом, мне бросили в лицо факт, который обычно задвигаешь подальше: мы не вечны.
У Эбби имелся один трюк на те случаи, когда Ред начинал вести себя как старый болван. Она вспоминала день, когда влюбилась в него. «Стоял прекрасный, ветреный, желтовато-зеленый полдень…» – начинала она, и все возвращалось к ней – и эта новизна, и огромный новый мир, волшебно раскрывшийся в ту минуту, когда она впервые осознала, что человек, которого она долгие годы едва замечала, в действительности истинное сокровище. Он был совершенен, именно так она себе говорила. И тогда вдруг сквозь обвисшую кожу, мятые веки, впалые щеки и глубокие впадины у рта, сквозь вздорность, тупое упрямство и возмутительную веру в то, что простой холодной логикой решаются все жизненные проблемы, снова проступал спокойный ясноглазый юноша. И Эбби вновь понимала, какое это непередаваемое счастье, что ей в мужья достался этот прекрасный, прекрасный принц.
Я тоже хочу помнить самое прекрасное, и о себе, и о муже, и о нашей молодости, и о маминой – когда, мне кажется, я таки помню ее “совсем не такой”. Книга “Катушка синих ниток” ненавязчиво напоминает, какие воспоминания будут ценными спустя годы, какие бусины собирать и хранить. Пусть даже сегодняшний день кажется адским: ребёнок капризничал, голова раскалывалась, бытовые недоразумения сбивали с толку, игристого вечером было мало, чтобы расслабиться, а ванная все такая же старая и мелкая, чтобы вообще мечтать о ее использовании. Я знаю, что все эти “пусть” сольются и расплескаются, оставив в памяти только сопение сына в своей кроватке, пока я сижу на полу и строчу заметку в телефоне. Или – что-то еще, что сегодня кажется незначительным, а память решит иначе.
«В некотором смысле, – надо будет сказать, – память у меня сейчас лучше, чем в молодости. Я вдруг вспоминаю самые удивительные вещи. Мельчайшие, незначительные подробности. Недавно вот в точности вспомнила, как поворачивала запястье, чтобы вставить ручку в сковородку “Корнингуэр”. Нам на свадьбу подарили целый набор, где на все одна ручка, и ее надо было повернуть, чтобы вставить. Почти пятьдесят лет назад! И пользовалась я ими совсем недолго, в них все подгорало. Кто бы еще такое запомнил?»
“Катушка синих ниток” многослойная, будто с каждым витком нить ложится под разным углом, перекручивается, поворачивается, связывает начало с концом и создает единую “бесконечность” родства – между персонажами, между автором и читателем.
Я знаю, что если хочется разобрать на цитаты большую часть книги, – ее будто написал твой знакомый, или о твоих знакомых, или местами – немножко о тебе. И это не фамильярность, и не губительная простота, – я думаю, это мастерство, притягательное и завораживающее.
Въевшиеся в сердце слова: “Счастье – это выдумка… надо решить, что ты счастлив и все”, – будто чуточку здесь приписала и я.
Кингсли Эмис – Везунчик Джим
Уже после прочтения ознакомилась с “критикой”, если так можно называть палитру благопристойных и восторженных отзывов. Это, оказывается, многократно переиздаваемая классика, роман из серии 100 лучших англоязычных по версии журнала Time, и вообще пример для подражания последователям. Более того есть целая ниша т.н. campus novels, романов, действие которых происходит в закрытых сообществах университетов, на кампусах учебных заведений. Я, впрочем, признаюсь, что не вхожу в круг ценителей и считаю книгу скучной и лишенной интриги. Главный герой не был мне симпатичен с первых страниц, и хотя я его подозревала в какой-нибудь двуличности, старой афере или задуманном мошенничестве, все зря. Он просто скучный, неуверенный, но самовлюблённый молодой человек, убеждённый, что мир ему должен, и женщина, которую он выбрал, тоже. Возможно, в 50е такой сюжет выглядел актуально, раз его скорёхонько экранизировали (в 1957 через три года после выхода в свет романа), но я могу рекомендовать его только в качестве снотворного. Цитат нет.
Орхан Памук – Имя мне — Красный
Я люблю Стамбул, я скучаю по нему. С этим городом связаны у меня одни из самых романтических воспоминаний, курьезных и счастливых. Потому ещё, что события в нем теперь происходят все чаще печальные, вспоминать хочется только светлое, как стены Айя-Софии, когда солнце освещает площадь Султанахмет.
Прежде я не читала ничего у Памука, но, основываясь на отзывах друзей и знакомых, имела некое представление о его стиле и книгах,… которое – увы! – оказалось обманчивым. Ни сюжет книги “Меня зовут Красный”, ни его исполнение не оказались мне близки, не вызвали увлечения, яркого интереса или восторга. Чего именно я ожидала от книги, теперь уже сложно сказать достоверно, но не того тоскливого чувства, что снедало меня по прочтении в итоге. Босфор, стены мечетей, кварталы старого Стамбула, за 400 лет до моего посещения, – я не узнавала ничего, и более того – остро не хотела бы узнать в Стамбуле когда-нибудь отражение этой книги. Надеюсь, что не бывать турецкому возвращению в средневековье, которое с книжных страниц выглядит правдоподобно удручающе.
Джон Ирвинг – Семейная жизнь весом в 158 фунтов
Джон Ирвинг написал эту книгу задолго до того, как к нему пришла мировая известность, премии и награды, а в том числе “Оскар” за лучший сценарий. Я признаюсь, что открыла и начала читать книгу по странной ошибке, вместо другого его произведения, но потом не смогла оторваться. В отдельные моменты читать становилось физически сложно, когда сюжет обращался к прошлому героев книги – ко времени Второй Мировой войны и послевоенной жизни в Берлине, разделённом на части. Но для понимания характеров персонажей, откуда они произошли и как оказались в этой маловменяемой ситуации, было важно знать их истоки, влияние корней. Меня удивили их истории, и запомнились, надо отметить, детальнее, чем последующие трагедии их уже взрослых жизней.
Книга написана в начале 70х, когда роль секса в жизни семейной пары уже не замалчивается, а даже с избытком расплёскивается вокруг, вовлекая других людей. Как спасти семью, как удержать любовника, как разжечь страсть с новой силой…? И грустно, и иронично, и больно за отдельные моменты, и я думаю, что понять эту книгу легче тем, кто тоже переживал драмы в отношениях. Конечно, ответов здесь не будет, только клубок нерешенных вопросов, запутанный заигравшимися взрослыми.
Дэшилл Хэммет – Мальтийский сокол
Дэшил Хэммет – один из основателей жанра “крутого детектива” и субжанра “нуар”. Стыд мне, я не знала об этом, как и не видела экранизации этой книги с Хамфри Богартом в главной роли. Центральный персонаж книги – частный детектив, работающий в Сан-Франциско над запутанным делом о пропавшей статуэтке сокола, весьма драгоценной, раз из-за неё людей убивают направо-налево. Детектив – любимец женщин, хотя довольно резок и прямолинеен с ними. Таких мужественных смельчаков потом неоднократно опишут мастера детективного жанра, идя по стопам Хэммета. Мне теперь даже фильмы о “Городе грехов” видятся иначе.
Но сам первоисточник мне не кажется интересным с современной точки зрения, кроме как из любопытства я бы не стала его читать.
Габриель Гарсиа Маркес – Сто лет одиночества
Много лет (не сто, и то ладно) я не бралась за эту книгу, снова-таки имея ошибочное представление о ее содержании. Спасибо Книжному клубу, отступать было некуда. Каково же было моё удивление, когда спустя десяток-другой страниц меня затянуло в книжный омут, созданный Маркесом. Сначала это было сладостное, обволакивающее ощущение, будто погружение в тёплую воду, – затем, где-то после двух третей, я стала тонуть, эмоции перешли в удушающий спектр, перехватывало дыхание от спирали, обернувшейся вокруг меня, врезающейся в тело до физической боли. Я делала паузы, не в силах совсем оставить книгу или даже читать по диагонали. Количество персонажей, переплетения их жизней, рук, ног, горячих тел и характеров, горечь их потерь и разочарований, – калейдоскоп, яркими пятнами впечатавшийся в память. Я не уверена, что вообще читала что-то подобное, и магический реализм тут ни при чем (я люблю, например, Джонатана Кэрролла и уже десять лет жду от него новую книгу). Сила драматизма – вычерченного штрихами, лёгкими черточками, что постепенно становятся жирными мазками и окрашивают образ Господина Одиночества. На его фоне меркнут войны, стихийные бедствия, голод, инцест, измены, – все покрывает пепел сгоревших в Одиночестве жизней. Мощная книга, непростая в чтении, но незабываемая.
Филип Керр – Берлинская ночь. Друг от друга.
На самом деле это 4 книги, так как “Берлинская ночь” представляет собой трилогию. Сюжет исполнен в виде исторического детектива, и, хотя я всячески избегаю сейчас в книгах настроения военного времени, мне вся серия показалась захватывающей. Начинается она в разгар правления национал-социалистов, в конце 30-х годов, и приводит читателя в 50-е, после окончания второй мировой войны. Все тот же Берлин, но другая уже Германия, и главный герой, небезынтересно прописанный персонаж, пытается сохранить свою жизнь как от нацистов, так и от их победителей. Я никогда прежде не читала такой смеси детектива с драматизмом, обусловленным эпохой, – концлагеря для евреев и для немцев, симбиоз коммунизма с фашизмом, личные драмы на фоне исторических событий. И главное, я не могу вспомнить, чтобы вообще прежде читала что-то “от имени немцев” во время второй мировой. Было непросто непредвзято воспринимать персонажей без заранее прописанного негативного подтекста.
Тонино Бенаквиста – Малавита-2
Прочла для развлечения после тяжелой эмоционально серии книг. Это такой себе блокбастер на бумаге, продолжение истории о семье мафиози, которые уже десятилетие живут на условиях программы защиты свидетелей. Посмотрев когда-то фильм с Робертом Де Ниро и Мишель Пфайффер, обе книги читаются будто сценарий, представляешь себе лица актеров и будто смотришь кино.
Антонио Муньос Молина – Польский всадник
Читалось очень сложно, с перерывами на недели, настолько запутанное повествование, количество персонажей, событий, с ними происходящих, и все это в изложении человека, что самокопается в себе, своем прошлом, в своих отношениях с женщиной, родителями и тд. Ощущения очень вязкие, характерные чтению книг испаноязычных авторов, тебя будто затягивает в трясину, и неприятно, и сонно, и выбираться неохота. Домучила книгу из уважения к Национальной премии по литературе, которую в 1991 году получил автор.
My Inner Monkey's Journal 